슬라보예 지젝이 지난 3월 5일부터 7일까지 3일간 모스크바에 머물면서 네 차례 강연회를 가졌다. '러시아연구소' 등의 초청으로 이루어진 이번 강연회에서 그가 다룬 네 가지 테마는 (1)톨레랑스 비판 (2)정신분석은 왜 여전히 중요한가? (3)글로벌 시대 주권국가의 전망(원탁회의) (4)할리우드의 가족신화 등이었다. 강연의 일부는 오디오 파일로 인터넷에 올라와 있기에 조금 들어봤는데, 러시아어로 동시통역돼 있는 데다가 잡음이 많아서 알아듣기 힘들었다. 관련사진과 현지 인터뷰 기사 하나만을 옮겨놓는다. 기사는 '노바야 폴리티카'(새로운 정치)란 저널에 게재된 것으로 직역하면 '정치적 올바름에는 뭔가 불공정한 것이 있다'란 제목이다(나중에 시간이 나면 번역해놓겠다).
07 марта 2007
Славой ЖИЖЕК
В политкорректности есть что-то неправильное
Москву посетил известный словенский интеллектуал Славой Жижек. Он известен как философ, публицист, эссеист, поклонник и толкователь психоанализа и марксизма, кумир левой публики в Европе. Его тексты намеренно провокативны – дабы побудить читателя думать, и обозначить проблему отчетливее и ярче. При содействии пиар-директора издательства "Европа" Инны Липатовой, Жижек согласился ответить на вопросы "НП".
– Вы – самый известный в Европе фрейдомарксист. Но многие мыслители, например, Карл Поппер, считают, что как марксизм, так и психоанализ – не наука. Они полагают, что эти феномены человеческой мысли даже ближе к религии. Что вы думаете по этому поводу?
– Все зависит от того, как люди определяют значение слова "наука". Психоанализ – не религия, но и не наука в строгом смысле слова. В нем нет объекта наблюдения, нет доказательств как в строгой научной дисциплине. Это нечто другое. Для меня отсутствие "объективности", то есть критика Поппера или Фейерабенда, не аргумент против психоанализа. Ведь тому как Поппер определяет науку ни одна из научных дисциплин не соответствует. Например, квантовая физика не будет являться наукой в строгом смысле подобного определения. Принято считать, что в нашем мире единственное "законное" знание есть наука. Но это лишь в узком смысле. Ведь есть иные очень важные сферы познания, например, мистическое прозрение, которое представляет собой другая сторону знания.
– Каково место марксизма в общественной мысли в начале XXI века?
– Конечно, сегодня мы наблюдаем великое поражение марксизма. И революция – как квинтэссенция марксизма, как его практика, – оставлена позади. Что для меня живо в марксистском наследии? Это проницательный взгляд во внутреннюю динамику капитализма. В капитализме остались (и всегда будут присутствовать) различные антагонизмы и контрадикции. В длительной перспективе капитализм не способен самостоятельно устранить собственные противоречия.
– Вы – автор известной книги "13 тезисов о Ленине". Поэтому задам вам такой вопрос – если бы Ленин родился столетием позже, в 1970 году, с кем бы и бы где он был сейчас?
– Интересная особенность в Ленине – начало Первой мировой войны опрокинуло все его представления и ожидания, история пошла по другому пути, чем он полагал прежде. Я думаю, он был бы сегодня аналогично сбит с толку, растерян. Не считаю, что он бы стал социал-демократом. Но он и не примкнул бы к тем многочисленным революционным движениям, которые появились после Второй мировой войны. Ему бы пришлось сильно поломать голову, чтобы найти свое место.
– У нас в России многие опасаются прихода из Европы политической корректности. Что вы думаете об этих страхах и об этом феномене?
– Политическая корректность имеет две стороны. С одной, она противостоит привычному консервативному отношению ко многим вещам. И это весьма позитивно. В тоже время есть что-то фундаментально неправильное в политической корректности. Она ставит правильные задачи, но решает их в ложном направлении. В целом, политическая корректность – это не исключительно негативный феномен.
– Ваше отношение к распаду Югославии?
– Я не думаю, во-первых, что распад Югославии – это то, чего хотело большинство словенцев. Они стали думать о независимости только после провозглашения воинственной политики Милошевича. Большинство людей хотело существования Югославии в новой форме. Проблема заключалась в опасной динамике режима Милошевича в Сербии.
Сегодня ситуация сложная. Преобладающая часть жителей Словении, например, гордится тем, что у них есть своя страна, со своей столицей, что мы – часть единой Европы. Но сохраняется субкультура родства всех бывших югославов – сербов, хорватов, боснийцев и так далее. Нет подлинной ненависти наций друг к другу. Думаю, для большинства югославов распад Югославии – это трагедия. Но, повторюсь, после того, как власть сосредоточилась в руках Милошевича, все возможные формы сохранения югославского государства были мертвы.
– Как повлияло вступление Словении в Европейский союз на ее жизнь? Какие произошли изменения?
– Парадокс – с экономикой у нас не все так плохо. В бывшей Югославии Словения была основным экспортером продукции машиностроения. На нее приходилось 70 % экспорта и импорта в Европейский союз. Так что для нас вступление в Евросоюз в плане экономики не было шоком. А вот культурно мы стали провинциальней. Еще один парадокс – при коммунистах те же художники-авангардисты имели финансирование своих выставок, получали поддержку государства и так далее. Сегодня же преобладающая культура более консервативна. Да, сохраняется радикальная рок и панк музыка. Но в последние годы коммунизма она имели большее признание и одобрение чем сейчас. Сегодня у нас сильное влияние консервативной Католической церкви. Те, кто были маргиналами до 1991 года, нынче верховодят.
Недавно итальянские журналисты меня спросили: теперь, когда вы стали частью единой Европы, что вы можете ей дать? Я ответил – "ничего". Мы не некая маленькая нация, обладающая огромными духовными ценностями. Мы просто маленькая умеренная "нормальная" страна. Меня спросили также – почему же я, левак, поддерживаю присоединение Словении к Европейскому союзу? Я ответил, что мне не нравится, что во многих посткоммунистических странах наблюдается сильная консервативная реакция, например, не только у нас, но и в Польше. Я думаю, что в Единой Европе часть подобных издержек можно будет избежать. Вступление в Евросоюз позволит больше уважать права индивидуума. Ситуация сложилась бы хуже, если бы Словения оставалась вне Евросоюза. Ведь, если ты член Евросоюза, то должен соблюдать определенные нормы – уважать иные культуры, быть толерантным и так далее. Вот почему я за единую Европу.
Беседовал Максим АРТЕМЬЕВ
07. 03. 21.